Здесь выдают
ставки
ставки

«Танцы с вывертом»
— Дамы, мы либо идём смотреть на полуголых мужчин, либо остаёмся дома и опять обсуждаем давление. Я за первую опцию, — сказала Маргарита Львовна, защёлкивая серьги размером с тарелки для селёдки.
— Ну уж нет, — отозвалась Галя Петровна, разливая розе по бокалам. — В прошлый раз, когда мы остались дома, ты достала свои стихи. Ещё раз услышу рифму «душа — хороша» — и выпрыгну в окно, несмотря на остеопороз.
— А мне, между прочим, за «душу» в молодости аплодировали. Правда, в другом контексте, — проворчала Маргарита и надела леопардовые лосины. С тех пор как она перестала стесняться коленей, мир стал интереснее.
Они вошли в стриптиз-клуб с видом, будто идут на симпозиум по квантовой механике: уверенно, с умным лицом и минимумом ожиданий.
— У вас бронь? — спросила хостес с ресницами, которыми можно было обмахивать угли.
— У нас бронь, остеохондроз и непоколебимая уверенность в себе. Где сцена? — уточнила Галя, уже оглядывая бар в поисках чего-нибудь «крепче, чем этот ваш розе из пластика».
На сцене вышел парень в строительной каске и начал двигаться так, как будто на него напали одновременно музыка, ветер и долг за ипотеку.
— Господи, — прошептала Света Михайловна, — я не знаю, возбуждена ли я или хочу дать ему суп с собой. Такое чувство, что он забыл, зачем вышел.
— Всё нормально, — сказала Маргарита, не отрывая взгляда. — Это современное искусство. Он изображает кризис мужественности и нехватку магния.
— Или просто дурачок, — добавила Галя. — Но телосложение у дурачка бодрое. Хрустящий такой. Приятный на слух.
Официант принёс коктейли с названиями вроде «Пылающий пингвин» и «Девичник в аду». Девы сделали вид, что в первый раз — в этом месяце.
— Я не говорю, что я бы его съела, — сказала Света, глядя на второго танцора. — Но укусила бы — да. Чисто из спортивного интереса.
— Учитывая твои зубы — он бы запомнил, — кивнула Маргарита. — Впрочем, давайте не забывать — мы интеллигентные женщины. Ругаться будем с фильтром.
— Само собой, — сказала Галя. — Он, конечно, божественно двигается, но если бы он был чуть умнее, это бы даже испортило всю композицию.
— Он — как стих Пастернака. Ничего не понятно, но в чём-то есть смысл. Особенно, когда он снял штаны, — добавила Маргарита, поднимая бокал.
Утром они проснулись на кухне у Светы. В обнимку с тортом «Прага» и спором о том, был ли третий танцор реально артистом или просто случайно заблудился с вечеринки строителей.
— Мы ещё те дамы, конечно, — зевнула Галя. — Но, знаешь… Это ведь не мы старые. Это просто все остальные стали скучные.
И тут же добавила:
— И да, Марусь, прости. Но «душа — хороша» — это был всё-таки перебор.
— Я вот так и знала, — сказала Галя Петровна, натягивая на себя блестящий топ цвета «пьяный фуксия». — Только скажешь "караоке" — сразу все старые раны вскрываются. Людка до сих пор обижается, что я в восьмом классе у неё соло украла.
— Это не соло было, а визг под баян, — отозвалась Людмила Ивановна, уже заказывая песню Like a Virgin. — Но я тебя прощу. Если возьмёшь высокую ноту в "Мадонне", не лопнув.
— У меня голос — как грузовик. Может и не нежный, зато увезёт всех на тот свет, — заявила Света Михайловна. — Кто со мной дуэтом? У меня «Рюмка водки на столе».
— Сама с собой пой, — отмахнулась Галя. — Ты в прошлый раз в дуэте пыталась взять припев быстрее, чем музыка. У нас началась агония стиля.
Караоке-бар «Микрофон судьбы» встречал их тёплым светом и холодными кальмарами. Контингент — от влюблённых студентов до мужика лет пятидесяти в жилетке, который пришёл петь «Кино» с лицом человека, потерявшего всё, кроме аккордов.
Дамы заняли угловой диван и сразу же начали строить стратегию.
— Так. Сначала разогрев. «Земля в иллюминаторе», — сказала Людмила. — Потом бахнем «Тина Тёрнер», и напоследок — «Мурку», но как балладу. На слезу.
— Ты же обещала не позориться, — напомнила Света. — Или мы опять делаем перформанс в духе «пенсия против формальностей»?
Галя тем временем уже взяла микрофон. И с выражением, как у Нины Симон в плохой день, начала петь «Нас бьют — мы летаем». Где-то на третьем куплете к ней присоединился бармен, и к концу зала они оба держались за колонки, будто за последние остатки любви.
— Это был… опыт, — прокомментировал Людмила, хлопая в ладоши. — Ты как будто не пела, а мстила судьбе.
— Я просто чувствую музыку телом. Особенно печенью, — сказала Галя, делая глоток «Маргариты».
Настал черёд Светы. Она вышла, как Джоан Коллинз на премию «Оскар», и начала My Heart Will Go On на русском и без объявления войны. Люди начали снимать видео. Кто-то плакал. Кто-то думал, что это кастинг в «Голос. Возрождение».
Когда очередь дошла до Людмилы, она объявила:
— Сейчас будет премьера. Я — Мадонна. С опытом. Без фотошопа. И с гипертонией.
И выдала «Like a Virgin» с таким напором, что на экране сгорел один субтитр. Танец включал шаги с элементами боли в колене, пафос и движение, которое позже назовут «поворот на зло внукам».
— Люд, ну ты вообще, — сказала Света, вытирая глаза. — У тебя харизма как у чайника — кипит даже без плиты.
— Я же говорила. Не старость, а версия люкс. Просто со складками, — кивнула Людмила, поправляя заколку.
Вечер закончился дружеским разбором вокала, тостами за Стаса Михайлова (в шутку, конечно) и поэтичным «всё, девочки, вызываем такси, пока не спели Катюшу в стиле R'n'B».
Третьяковка. Суббота. Возрастной шик в боевом построении.Три дамы вошли, как всегда, уверенно: с осанкой, опытом и термосом, замаскированным под сумку от Herms.
— Девочки, предупреждаю сразу: я в этот раз культурная. Без комментариев про голых купальщиц, — сказала Людмила Ивановна, глядя на картину с лошадью и каким-то сомнительно счастливым мужиком.
— Люд, ты говорила это в Эрмитаже. А потом кричала, что Давид — это не скульптура, а просто дед, у которого отопление отключили, — напомнила Галя Петровна, доставая из кармана сыр с плесенью в салфетке.
— Это был сарказм! Или, может, художественный протест, — буркнула Людмила. — Я выражаю эмоцию. Через хамон.
Они подошли к «Девочке с персиками».
— Вот скажи мне, Света, почему у неё персики, а у нас — язва и ограничения по сахару? — вздохнула Галя. — Где справедливость художественного наследия?
— Потому что она персонаж эпохи, а мы — эпоха, которая ещё даст прикурить, — ответила Света, доставая из сумочки пластик с крошечными канапе, сделанными утром. — Ешь. С левой стороны сыр с виноградом, с правой — сельдь на ржаном. Угадай, где сюрприз.
— Надеюсь, не в сельди, — Людмила брезгливо прищурилась, но съела.
На втором зале им встретился экскурсовод, объяснявший группе про символизм в русской живописи.
— А теперь обратите внимание: в этом тёмном углу художник изобразил трагедию личности…
— Там просто не хватило света! — воскликнула Людмила, не выдержав. — У нас на даче так же, когда лампочку в сарае выкрутили! И никто это символизмом не называет!
Экскурсовод обиженно посмотрел, группа шёпотом аплодировала.
— Всё. Нас сейчас выгонят. Съешь канапе и веди себя прилично, — прошипела Галя. — Это тебе не сельский клуб с дискотекой. Тут ценят трагедию.
— Хочешь трагедию — возьми с хреном, — ответила Света. — Я перепутала банки. Это не горчица. Это хрен из Иваново. Прожигает судьбу до пятого класса средней школы.
Переходя в зал авангардистов, они увидели чёрный квадрат.
— Сколько он стоит, ты говоришь? Миллионы? Да я такое каждое утро на сковородке вижу, если забыла, что включила плиту, — вздохнула Галя.
— Вот ты смеёшься, а между прочим, в этом квадрате вся суть жизни, — задумчиво сказала Людмила. — Пустота, границы, невозможность выбраться… как у меня в личной жизни с шестидесятого года.
— Не ной. У тебя хотя бы был секс с электриком. А у меня — с инженером по дизелям. Там тоже всё квадратное, но не столь концептуальное, — отозвалась Света.
Вышли они из музея ближе к вечеру. На лавочке у входа Людмила достала остатки закуски.
— Ну что, культура всосалась? Или будем ещё?
— Давайте на следующий раз запишемся на современное искусство. Там, говорят, можно ходить в тапках и при этом быть объектом, — сказала Галя.
— Ага. Объектом повышенного внимания санитаров, — отозвалась Света и вытащила из сумки ещё один контейнер.
— Что там?
— Хрен.Чистый. Без хлеба. Чтобы жизнь почувствовать по-настоящему.
«Лингвистический клуб имени бабки Клавы»
На лавочке у подъезда, вооружившись семечками, компотом с настоем шиповника и свежим номером «Аргументов и фактов», собрались Людмила, Галя и Света. В воздухе витали майские ароматы и лёгкий налёт скуки, который тут же был превращён в активный анализ народной речи.
— Значит так, девочки, — начала Галя, подвигая сумку с вязанием. — Сегодня у меня вопрос филологического толка. Что, по-вашему, означает слово «шлёпун»?
— Шлёпун? — переспросила Людмила. — Это кто-то, кто делает… шлёп? В смысле быстро, неожиданно и с сомнительной целью?
— Или, может, это тот, кто шлёпает, но не по телу, а по судьбе, — задумчиво сказала Света. — Например: «Я шла-шла, и тут — шлёпун!». Сразу в лужу, в жизненном смысле.
— Или это диагноз, — добавила Галя. — Типа: «У него третья степень шлёпунизма. С обострением в брачные периоды».
— Так, давайте серьёзно. Я вот вчера в интернете нашла слово «жмакля». И теперь не сплю. Это существительное? Глагол? Или просто душевное состояние?
— Это душа, когда ты в бюстгальтер не попала, — уверенно сказала Людмила. — Вот стоишь утром, торопишься, и у тебя — жмакля.
— Или когда по скидке купила огурцы, а они внутри уже философски уставшие, — добавила Света. — Тоже жмакля.
— О, а мне внук как-то сказал: «бдыщ». Я чуть полицию не вызвала. Думала, падёж нервной системы.
— Ну, «бдыщ» — это, скорее, когда ты только собралась начать новую жизнь, а потом съела три эклера подряд. С бдыщем.
Они замолчали, задумавшись о бренности сладкого.
— А помните, как раньше говорили: балабушка? Вот красиво же было! Сейчас бы назвали «контент-мейкер с элементами трепа», — вздохнула Людмила. — А ведь балабушка — это не оскорбление. Это признание!
— Да, сейчас всё по-другому, — кивнула Света. — Сейчас если тебе сказали «чётко», не радуйся. Это может быть и похвала, и угроза, и диагноз.
— Вот именно. Я вообще за то, чтобы ввести новые правила. Например, вместо неприличных слов — фрукты. Представь: тебя подрезали на дороге, а ты — «КИВИ ТЕБЕ В ДУШУ!»
— Или: «Ну ты и... авокадо!» — добавила Галя. — Сразу ясно, что обиделась, но культурно.
— А мне нравится «инжир тебе в компот». Универсально. И с лёгкой угрозой.
— Слушайте, а мы могли бы вообще свои словари издавать, — мечтательно сказала Людмила. — «Нецензурно, но изящно: бабушкин словарь обтекаемой брани».
— С предисловием: «Для тех, кто умеет ругаться по-людски».
— И эпиграфом: “Огурец — не слово, но звучит грозно”.
«Глоссарий с привкусом латте»
Кафе «Лужайка» было из тех мест, где кофе подают в пробирках, булочки — на сланцах, а персонал улыбается так, будто ты должен извиниться, что пришёл без йоги-коврика.
Галя, Света и Людмила устроились у окна. Людмила достала очки, блокнот и записывающее устройство — в телефоне у внука специально установила «диктофон для шпионства».
— Девочки, задание такое: сидим тихо, пьём капучино и фиксируем, как нынче разговаривает молодёжь. Потом всё переводим на русский, — скомандовала она. — На всякий случай — я уже гуглила слово «кринж».
— А это точно не болезнь суставов? — уточнила Света, ковыряя десерт с названием «Эмоциональный чеддер». — У меня просто в колене тоже кринж начинается после дождя.
— Нет, Свет, это когда стыдно так, что хочется испариться, — пояснила Галя. — Типа как я в 76-м спела гимн на похоронах вместо траурного марша.
— Так, слушайте. Вон за соседним столом девочка говорит: «Он просто редфлаг, реально. Такое вайбило — у меня аж фейс тянуло!» — шепчет Людмила, записывая в блокнот как следователь по лингвистическим преступлениям.
— Так. Перевожу: «редфлаг» — это как бывший с трёхразовой судимостью. Вроде ничего, но тревожно. А «вайбило» — это, по-моему, когда аура токсичная, как дешёвый парфюм.
— «Фейс тянуло» — это точно про аллергию на дураков, — добавила Галя.
— А вот ещё: «Мы просто шиппим их! Они такие OTP, ну типа соулмейты!» — раздалось с другой стороны.
— Шиппим? Это что, как селёдку в масле? — переспросила Света.
— Нет. Это когда ты хочешь, чтобы двое были вместе. Любовь, интриги, сериалы… Я так «шиппила» Людку с сантехником в 94-м, — кивнула Галя.
— А ОТП? — нахмурилась Людмила.
— Это типа «идеальная пара». Ну как мы и торт «Прага» — созданы друг для друга.
— Записываю: шиппить — благословлять пары. ОТП — божья милость в романтической упаковке. Всё, у нас будет словарь! «Молодёжный — бабушкин: карманный справочник со смыслом».
— Добавь туда ещё: зашквар — это позор. Как домашние кеды с носками в театр. И хайп — это когда все носятся с чем-то, как Света с новым кремом от всего.
— А флексить? — вспоминает Галя. — Мне внук сказал, что кто-то «флексит деньгами».
— Это как наши соседки, когда вытаскивают из сумки пенсию и громко считают мелочь, — уточняет Людмила. — Демонстрация средств и понтов.
— Девочки, — сказала Света, подводя итог, — мы не старые. Мы — билингвальные. Понимаем два языка: смыслов и моды.
«Школа брани имени святой бабки Прасковьи»
Кабинет на первом этаже Дома культуры «Мечта» с утра был наполнен лёгким запахом валерьянки и ожидания. На стульях сидели молодые мамы — в шоке, но с интересом. Перед ними — доска, маркер и три женщины, которые видели жизнь и не побоялись этого сказать.
— Здравствуйте, дорогие слушательницы, — начала Галя Петровна, поправляя серьги с тигровым глазом. — Сегодня — вводное занятие в рамках нашего просветительского курса: «Ругаемся красиво. Брань как искусство и терапия».
— Потому что орать «иди в пень» — это для школьников, — добавила Людмила. — А вот сказать: «Ты мне, конечно, родной, но не настолько, чтобы я терпела твою тупость до Нового года» — это уже работа над образом.
Света Михайловна развернула ватман.
На нём было написано крупно:I. Основы мягкой вербальной агрессии: «Обидно, но культурно».
— Итак, заменители грубости. Вместо… ну, скажем, самого главного русского слова, — сказала Галя, — предлагаем использовать:
* «Да чтоб тебе лютики цвели в подушке!»
* «Иди обнимись с плинтусом, может, поймёте друг друга»
* Или классическое: «Ты сейчас — как оладушек без соли. Вроде есть, а счастья нет».
— Отлично работает, если нужно унизить, но не попасть под административку, — кивнула Людмила.
— А вот вы, — сказала Света, указывая на молодую маму в капюшоне, — что вы обычно кричите, когда муж опять забыл памперсы?
— Ну… я… — замялась та. — Я говорю: «Ты чё, идиот?!»
— Скучно, — сказала Людмила. — Попробуйте так: «Ну ты как Wi-Fi на даче — вроде есть, а толку ноль!»
— Или вот: «С тобой, Вадик, даже в шахматы не сыграть — ты себя с конём путаешь!» — добавила Галя. — Видите, уже не оскорбление, а метафора!
На доске появилась вторая тема:II. Брань в быту. Для кухни, коляски и родительского чата.
— Когда ребёнок разлил сок в ноутбук, вместо крика можно выдохнуть: «Прекрасно. Теперь у нас техника тоже на компоте».— Или: «Ну вот. Электроника в штопоре. Как и моя нервная система».
Мамы начали записывать.
— Теперь практикум! — весело сказала Света. — Кто попробует обозвать бывшего парня так, чтобы он не понял, но чувствовал стыд до пенсии?
Одна из мам подняла руку:
— Можно так: «Ты, конечно, не подарок, но очень хотел им казаться. Заверни себя обратно, пожалуйста».
— Блестяще! — все сказали хором. — У вас дар! Вы наша надежда!
В конце занятия всем вручили брошюрки:«Нежно. Язвительно. Убедительно». Авторский сборник тёщиного фольклора.
— Дамы, мы либо идём смотреть на полуголых мужчин, либо остаёмся дома и опять обсуждаем давление. Я за первую опцию, — сказала Маргарита Львовна, защёлкивая серьги размером с тарелки для селёдки.
— Ну уж нет, — отозвалась Галя Петровна, разливая розе по бокалам. — В прошлый раз, когда мы остались дома, ты достала свои стихи. Ещё раз услышу рифму «душа — хороша» — и выпрыгну в окно, несмотря на остеопороз.
— А мне, между прочим, за «душу» в молодости аплодировали. Правда, в другом контексте, — проворчала Маргарита и надела леопардовые лосины. С тех пор как она перестала стесняться коленей, мир стал интереснее.
Они вошли в стриптиз-клуб с видом, будто идут на симпозиум по квантовой механике: уверенно, с умным лицом и минимумом ожиданий.
— У вас бронь? — спросила хостес с ресницами, которыми можно было обмахивать угли.
— У нас бронь, остеохондроз и непоколебимая уверенность в себе. Где сцена? — уточнила Галя, уже оглядывая бар в поисках чего-нибудь «крепче, чем этот ваш розе из пластика».
На сцене вышел парень в строительной каске и начал двигаться так, как будто на него напали одновременно музыка, ветер и долг за ипотеку.
— Господи, — прошептала Света Михайловна, — я не знаю, возбуждена ли я или хочу дать ему суп с собой. Такое чувство, что он забыл, зачем вышел.
— Всё нормально, — сказала Маргарита, не отрывая взгляда. — Это современное искусство. Он изображает кризис мужественности и нехватку магния.
— Или просто дурачок, — добавила Галя. — Но телосложение у дурачка бодрое. Хрустящий такой. Приятный на слух.
Официант принёс коктейли с названиями вроде «Пылающий пингвин» и «Девичник в аду». Девы сделали вид, что в первый раз — в этом месяце.
— Я не говорю, что я бы его съела, — сказала Света, глядя на второго танцора. — Но укусила бы — да. Чисто из спортивного интереса.
— Учитывая твои зубы — он бы запомнил, — кивнула Маргарита. — Впрочем, давайте не забывать — мы интеллигентные женщины. Ругаться будем с фильтром.
— Само собой, — сказала Галя. — Он, конечно, божественно двигается, но если бы он был чуть умнее, это бы даже испортило всю композицию.
— Он — как стих Пастернака. Ничего не понятно, но в чём-то есть смысл. Особенно, когда он снял штаны, — добавила Маргарита, поднимая бокал.
Утром они проснулись на кухне у Светы. В обнимку с тортом «Прага» и спором о том, был ли третий танцор реально артистом или просто случайно заблудился с вечеринки строителей.
— Мы ещё те дамы, конечно, — зевнула Галя. — Но, знаешь… Это ведь не мы старые. Это просто все остальные стали скучные.
И тут же добавила:
— И да, Марусь, прости. Но «душа — хороша» — это был всё-таки перебор.
— Я вот так и знала, — сказала Галя Петровна, натягивая на себя блестящий топ цвета «пьяный фуксия». — Только скажешь "караоке" — сразу все старые раны вскрываются. Людка до сих пор обижается, что я в восьмом классе у неё соло украла.
— Это не соло было, а визг под баян, — отозвалась Людмила Ивановна, уже заказывая песню Like a Virgin. — Но я тебя прощу. Если возьмёшь высокую ноту в "Мадонне", не лопнув.
— У меня голос — как грузовик. Может и не нежный, зато увезёт всех на тот свет, — заявила Света Михайловна. — Кто со мной дуэтом? У меня «Рюмка водки на столе».
— Сама с собой пой, — отмахнулась Галя. — Ты в прошлый раз в дуэте пыталась взять припев быстрее, чем музыка. У нас началась агония стиля.
Караоке-бар «Микрофон судьбы» встречал их тёплым светом и холодными кальмарами. Контингент — от влюблённых студентов до мужика лет пятидесяти в жилетке, который пришёл петь «Кино» с лицом человека, потерявшего всё, кроме аккордов.
Дамы заняли угловой диван и сразу же начали строить стратегию.
— Так. Сначала разогрев. «Земля в иллюминаторе», — сказала Людмила. — Потом бахнем «Тина Тёрнер», и напоследок — «Мурку», но как балладу. На слезу.
— Ты же обещала не позориться, — напомнила Света. — Или мы опять делаем перформанс в духе «пенсия против формальностей»?
Галя тем временем уже взяла микрофон. И с выражением, как у Нины Симон в плохой день, начала петь «Нас бьют — мы летаем». Где-то на третьем куплете к ней присоединился бармен, и к концу зала они оба держались за колонки, будто за последние остатки любви.
— Это был… опыт, — прокомментировал Людмила, хлопая в ладоши. — Ты как будто не пела, а мстила судьбе.
— Я просто чувствую музыку телом. Особенно печенью, — сказала Галя, делая глоток «Маргариты».
Настал черёд Светы. Она вышла, как Джоан Коллинз на премию «Оскар», и начала My Heart Will Go On на русском и без объявления войны. Люди начали снимать видео. Кто-то плакал. Кто-то думал, что это кастинг в «Голос. Возрождение».
Когда очередь дошла до Людмилы, она объявила:
— Сейчас будет премьера. Я — Мадонна. С опытом. Без фотошопа. И с гипертонией.
И выдала «Like a Virgin» с таким напором, что на экране сгорел один субтитр. Танец включал шаги с элементами боли в колене, пафос и движение, которое позже назовут «поворот на зло внукам».
— Люд, ну ты вообще, — сказала Света, вытирая глаза. — У тебя харизма как у чайника — кипит даже без плиты.
— Я же говорила. Не старость, а версия люкс. Просто со складками, — кивнула Людмила, поправляя заколку.
Вечер закончился дружеским разбором вокала, тостами за Стаса Михайлова (в шутку, конечно) и поэтичным «всё, девочки, вызываем такси, пока не спели Катюшу в стиле R'n'B».
Третьяковка. Суббота. Возрастной шик в боевом построении.Три дамы вошли, как всегда, уверенно: с осанкой, опытом и термосом, замаскированным под сумку от Herms.
— Девочки, предупреждаю сразу: я в этот раз культурная. Без комментариев про голых купальщиц, — сказала Людмила Ивановна, глядя на картину с лошадью и каким-то сомнительно счастливым мужиком.
— Люд, ты говорила это в Эрмитаже. А потом кричала, что Давид — это не скульптура, а просто дед, у которого отопление отключили, — напомнила Галя Петровна, доставая из кармана сыр с плесенью в салфетке.
— Это был сарказм! Или, может, художественный протест, — буркнула Людмила. — Я выражаю эмоцию. Через хамон.
Они подошли к «Девочке с персиками».
— Вот скажи мне, Света, почему у неё персики, а у нас — язва и ограничения по сахару? — вздохнула Галя. — Где справедливость художественного наследия?
— Потому что она персонаж эпохи, а мы — эпоха, которая ещё даст прикурить, — ответила Света, доставая из сумочки пластик с крошечными канапе, сделанными утром. — Ешь. С левой стороны сыр с виноградом, с правой — сельдь на ржаном. Угадай, где сюрприз.
— Надеюсь, не в сельди, — Людмила брезгливо прищурилась, но съела.
На втором зале им встретился экскурсовод, объяснявший группе про символизм в русской живописи.
— А теперь обратите внимание: в этом тёмном углу художник изобразил трагедию личности…
— Там просто не хватило света! — воскликнула Людмила, не выдержав. — У нас на даче так же, когда лампочку в сарае выкрутили! И никто это символизмом не называет!
Экскурсовод обиженно посмотрел, группа шёпотом аплодировала.
— Всё. Нас сейчас выгонят. Съешь канапе и веди себя прилично, — прошипела Галя. — Это тебе не сельский клуб с дискотекой. Тут ценят трагедию.
— Хочешь трагедию — возьми с хреном, — ответила Света. — Я перепутала банки. Это не горчица. Это хрен из Иваново. Прожигает судьбу до пятого класса средней школы.
Переходя в зал авангардистов, они увидели чёрный квадрат.
— Сколько он стоит, ты говоришь? Миллионы? Да я такое каждое утро на сковородке вижу, если забыла, что включила плиту, — вздохнула Галя.
— Вот ты смеёшься, а между прочим, в этом квадрате вся суть жизни, — задумчиво сказала Людмила. — Пустота, границы, невозможность выбраться… как у меня в личной жизни с шестидесятого года.
— Не ной. У тебя хотя бы был секс с электриком. А у меня — с инженером по дизелям. Там тоже всё квадратное, но не столь концептуальное, — отозвалась Света.
Вышли они из музея ближе к вечеру. На лавочке у входа Людмила достала остатки закуски.
— Ну что, культура всосалась? Или будем ещё?
— Давайте на следующий раз запишемся на современное искусство. Там, говорят, можно ходить в тапках и при этом быть объектом, — сказала Галя.
— Ага. Объектом повышенного внимания санитаров, — отозвалась Света и вытащила из сумки ещё один контейнер.
— Что там?
— Хрен.Чистый. Без хлеба. Чтобы жизнь почувствовать по-настоящему.
«Лингвистический клуб имени бабки Клавы»
На лавочке у подъезда, вооружившись семечками, компотом с настоем шиповника и свежим номером «Аргументов и фактов», собрались Людмила, Галя и Света. В воздухе витали майские ароматы и лёгкий налёт скуки, который тут же был превращён в активный анализ народной речи.
— Значит так, девочки, — начала Галя, подвигая сумку с вязанием. — Сегодня у меня вопрос филологического толка. Что, по-вашему, означает слово «шлёпун»?
— Шлёпун? — переспросила Людмила. — Это кто-то, кто делает… шлёп? В смысле быстро, неожиданно и с сомнительной целью?
— Или, может, это тот, кто шлёпает, но не по телу, а по судьбе, — задумчиво сказала Света. — Например: «Я шла-шла, и тут — шлёпун!». Сразу в лужу, в жизненном смысле.
— Или это диагноз, — добавила Галя. — Типа: «У него третья степень шлёпунизма. С обострением в брачные периоды».
— Так, давайте серьёзно. Я вот вчера в интернете нашла слово «жмакля». И теперь не сплю. Это существительное? Глагол? Или просто душевное состояние?
— Это душа, когда ты в бюстгальтер не попала, — уверенно сказала Людмила. — Вот стоишь утром, торопишься, и у тебя — жмакля.
— Или когда по скидке купила огурцы, а они внутри уже философски уставшие, — добавила Света. — Тоже жмакля.
— О, а мне внук как-то сказал: «бдыщ». Я чуть полицию не вызвала. Думала, падёж нервной системы.
— Ну, «бдыщ» — это, скорее, когда ты только собралась начать новую жизнь, а потом съела три эклера подряд. С бдыщем.
Они замолчали, задумавшись о бренности сладкого.
— А помните, как раньше говорили: балабушка? Вот красиво же было! Сейчас бы назвали «контент-мейкер с элементами трепа», — вздохнула Людмила. — А ведь балабушка — это не оскорбление. Это признание!
— Да, сейчас всё по-другому, — кивнула Света. — Сейчас если тебе сказали «чётко», не радуйся. Это может быть и похвала, и угроза, и диагноз.
— Вот именно. Я вообще за то, чтобы ввести новые правила. Например, вместо неприличных слов — фрукты. Представь: тебя подрезали на дороге, а ты — «КИВИ ТЕБЕ В ДУШУ!»
— Или: «Ну ты и... авокадо!» — добавила Галя. — Сразу ясно, что обиделась, но культурно.
— А мне нравится «инжир тебе в компот». Универсально. И с лёгкой угрозой.
— Слушайте, а мы могли бы вообще свои словари издавать, — мечтательно сказала Людмила. — «Нецензурно, но изящно: бабушкин словарь обтекаемой брани».
— С предисловием: «Для тех, кто умеет ругаться по-людски».
— И эпиграфом: “Огурец — не слово, но звучит грозно”.
«Глоссарий с привкусом латте»
Кафе «Лужайка» было из тех мест, где кофе подают в пробирках, булочки — на сланцах, а персонал улыбается так, будто ты должен извиниться, что пришёл без йоги-коврика.
Галя, Света и Людмила устроились у окна. Людмила достала очки, блокнот и записывающее устройство — в телефоне у внука специально установила «диктофон для шпионства».
— Девочки, задание такое: сидим тихо, пьём капучино и фиксируем, как нынче разговаривает молодёжь. Потом всё переводим на русский, — скомандовала она. — На всякий случай — я уже гуглила слово «кринж».
— А это точно не болезнь суставов? — уточнила Света, ковыряя десерт с названием «Эмоциональный чеддер». — У меня просто в колене тоже кринж начинается после дождя.
— Нет, Свет, это когда стыдно так, что хочется испариться, — пояснила Галя. — Типа как я в 76-м спела гимн на похоронах вместо траурного марша.
— Так, слушайте. Вон за соседним столом девочка говорит: «Он просто редфлаг, реально. Такое вайбило — у меня аж фейс тянуло!» — шепчет Людмила, записывая в блокнот как следователь по лингвистическим преступлениям.
— Так. Перевожу: «редфлаг» — это как бывший с трёхразовой судимостью. Вроде ничего, но тревожно. А «вайбило» — это, по-моему, когда аура токсичная, как дешёвый парфюм.
— «Фейс тянуло» — это точно про аллергию на дураков, — добавила Галя.
— А вот ещё: «Мы просто шиппим их! Они такие OTP, ну типа соулмейты!» — раздалось с другой стороны.
— Шиппим? Это что, как селёдку в масле? — переспросила Света.
— Нет. Это когда ты хочешь, чтобы двое были вместе. Любовь, интриги, сериалы… Я так «шиппила» Людку с сантехником в 94-м, — кивнула Галя.
— А ОТП? — нахмурилась Людмила.
— Это типа «идеальная пара». Ну как мы и торт «Прага» — созданы друг для друга.
— Записываю: шиппить — благословлять пары. ОТП — божья милость в романтической упаковке. Всё, у нас будет словарь! «Молодёжный — бабушкин: карманный справочник со смыслом».
— Добавь туда ещё: зашквар — это позор. Как домашние кеды с носками в театр. И хайп — это когда все носятся с чем-то, как Света с новым кремом от всего.
— А флексить? — вспоминает Галя. — Мне внук сказал, что кто-то «флексит деньгами».
— Это как наши соседки, когда вытаскивают из сумки пенсию и громко считают мелочь, — уточняет Людмила. — Демонстрация средств и понтов.
— Девочки, — сказала Света, подводя итог, — мы не старые. Мы — билингвальные. Понимаем два языка: смыслов и моды.
«Школа брани имени святой бабки Прасковьи»
Кабинет на первом этаже Дома культуры «Мечта» с утра был наполнен лёгким запахом валерьянки и ожидания. На стульях сидели молодые мамы — в шоке, но с интересом. Перед ними — доска, маркер и три женщины, которые видели жизнь и не побоялись этого сказать.
— Здравствуйте, дорогие слушательницы, — начала Галя Петровна, поправляя серьги с тигровым глазом. — Сегодня — вводное занятие в рамках нашего просветительского курса: «Ругаемся красиво. Брань как искусство и терапия».
— Потому что орать «иди в пень» — это для школьников, — добавила Людмила. — А вот сказать: «Ты мне, конечно, родной, но не настолько, чтобы я терпела твою тупость до Нового года» — это уже работа над образом.
Света Михайловна развернула ватман.
На нём было написано крупно:I. Основы мягкой вербальной агрессии: «Обидно, но культурно».
— Итак, заменители грубости. Вместо… ну, скажем, самого главного русского слова, — сказала Галя, — предлагаем использовать:
* «Да чтоб тебе лютики цвели в подушке!»
* «Иди обнимись с плинтусом, может, поймёте друг друга»
* Или классическое: «Ты сейчас — как оладушек без соли. Вроде есть, а счастья нет».
— Отлично работает, если нужно унизить, но не попасть под административку, — кивнула Людмила.
— А вот вы, — сказала Света, указывая на молодую маму в капюшоне, — что вы обычно кричите, когда муж опять забыл памперсы?
— Ну… я… — замялась та. — Я говорю: «Ты чё, идиот?!»
— Скучно, — сказала Людмила. — Попробуйте так: «Ну ты как Wi-Fi на даче — вроде есть, а толку ноль!»
— Или вот: «С тобой, Вадик, даже в шахматы не сыграть — ты себя с конём путаешь!» — добавила Галя. — Видите, уже не оскорбление, а метафора!
На доске появилась вторая тема:II. Брань в быту. Для кухни, коляски и родительского чата.
— Когда ребёнок разлил сок в ноутбук, вместо крика можно выдохнуть: «Прекрасно. Теперь у нас техника тоже на компоте».— Или: «Ну вот. Электроника в штопоре. Как и моя нервная система».
Мамы начали записывать.
— Теперь практикум! — весело сказала Света. — Кто попробует обозвать бывшего парня так, чтобы он не понял, но чувствовал стыд до пенсии?
Одна из мам подняла руку:
— Можно так: «Ты, конечно, не подарок, но очень хотел им казаться. Заверни себя обратно, пожалуйста».
— Блестяще! — все сказали хором. — У вас дар! Вы наша надежда!
В конце занятия всем вручили брошюрки:«Нежно. Язвительно. Убедительно». Авторский сборник тёщиного фольклора.

Следующая запись: Ирисы
Лучшие публикации