Тайна этой дуэли будоражила умы современников и не утихла до сих пор. Ибо четверо блестящих мужчин России дрались из-за не менее блестящей женщины – танцовщицы Авдотьи Истоминой, воспетой самим великим Пушкиным. Дуэль оказалась уникальной – четверной и растянутой во времени. Результаты поразительны: гибель одного участника, позор другого, приход к движению декабристов третьего и… создание комедии «Горе от ума» четвертым дуэлянтом...
Имя известной балерины Императорского театра, Авдотьи Истоминой, часто встречалось в прессе тех лет, а также в дневниках и письмах известных людей. «Блистательна, полувоздушна, смычку волшебному послушна, толпою нимф окружена, стоит Истомина… Она...» - писал о ней Пушкин. В своих произведениях поэт неоднократно использовал образ молодой балерины, и именно от него пошла легенда о ее восточном происхождении - в письмах к брату он называл её Черкешенкой.
О детстве и юности будущей звезды балета мало достоверных сведений. Известно, что родилась она в Петербурге в 1799 году и рано осталась сиротой. По одной из версий, 6-летнюю девочку привел в театральное училище некий музыкант. На юное дарование обратил внимание балетмейстер Шарль-Луи Дидло, который произвел настоящий переворот в хореографии, оставив в прошлом тяжелые кафтаны, шиньоны и парики актеров, сделав акцент на технику танца и «систему полетов». Такие прыжки – «полеты» и стали потом визитной карточкой Авдотьи Истоминой, одной из лучших учениц Дидло.
На сцене она дебютировала в 17 лет. Исполнив партию Галатеи в балете «Ацис и Галатея», она буквально ворвалась в мир танца. В свете тут же заговорили о талантливой красавице, поражающей грацией и магией черных глаз. Историк русского театра Арапов так описывал юную балерину: «Истомина была среднего роста, брюнетка, красивой наружности, очень стройна, имела чёрные огненные глаза, прикрываемые длинными ресницами, которые придавали особый характер её физиономии, она имела большую силу в ногах и вместе с тем грацию и лёгкость...»
В будущем ее ждало много партий в балетах, а с новыми партиями росла ее популярность и количество поклонников. Авдотья любила бывать в свете, часто ее можно было встретить на вечерах начальника репертуарной части петербургских императорских театров князя Шаховского. После спектаклей представители богемы спешили к Шаховскому на «чердак» (его квартира была на самом верхнем этаже дома), чтобы поделиться впечатлениями и обсудить последние светские новости. На таких вечерах бывали Грибоедов и Пушкин, которые сыграли огромную роль в жизни Истоминой.
От поклонников не было отбоя, но множеству воздыхателей юная балерина предпочла весёлого ветреного повесу, штаб-ротмистра Василия Шереметева, чей вспыльчивый нрав и ревнивый характер в итоге стоил ему жизни. Они прожили вместе около двух лет, но идиллии в жизни пары не было. Популярность избранницы не давала покоя Шереметеву: он устраивал ей громкие скандалы, болезненно реагировал на любое внимание со стороны мужчин. По легенде, после одной из таких ссор Истомина пожаловалась на свою жизнь знакомому, Александру Грибоедову. В то время он, служащий Коллегии иностранных дел, жил на одной квартире с молодым графом Александром Завадовским, и предложил Истоминой развеяться, поехав к нему в гости на чай.
Один из современников, мемуарист и литературный критик Дмитрий Смирнов, описывал эти события так: «Может быть, граф Завадовский имел прежде на Истомину какие-нибудь виды, но должен был уступить счастливому сопернику (Шереметеву); Грибоедов же, не имевший на неё ровно никаких видов, пригласил ее как-то раз, после спектакля, к себе пить чай. Он сам бывал у Истоминой довольно часто как друг, как близкий знакомый. Истомина согласилась, но, зная, что Шереметев за ней подсматривает, и не желая вводить его в искушение и лишний гнев, сказала Грибоедову, что не поедет с ним вместе из театра, а назначила ему место, где с ней сейчас же после спектакля встретится – первую, так называемую Суконную, линию Гостиного двора, на этот раз, разумеется, совершенно пустынную, потому что дело было ночью».
И действительно, граф Завадовский, известный ловелас, давно пытался ухаживать за Истоминой, и она это знала. Тем не менее, согласилась поехать в гости...
«Так всё и сделалось, – продолжает Смирнов, – она вышла из театральной кареты против назначенного места, встретилась с Грибоедовым и уехала к нему. Шереметев, наблюдавший издалека, всё это видел. Следуя за санями Грибоедова, он вполне убедился, что Истомина приехала с кем-то в квартиру графа Завадовского; после же, очень просто, через людей, он мог узнать, что этот «кто-то» был Грибоедов».
Домой Авдотья Ильинична вернулась поздно. Измученный ревностью Шереметев уже ждал её. Она пыталась объясниться, рассказать, что не была с Завадовским наедине, что там присутствовал Грибоедов, что они просто пили чай… Но Шереметев уже ничего не слушал.
Взбешённый, он бросился к своему приятелю, известному дуэлянту Александру Якубовичу, с вопросом: «Что делать? Как быть?» На что Якубович, человек с довольно странным взглядом на некоторые вещи, лишь усмехнулся:
–Что делать? Это очень даже понятно: разумеется, надо драться. Но теперь вопрос в том: как и с кем? Возлюбленная твоя была у Завадовского, это раз, но привез ее туда Грибоедов, это два. Стало быть, тут два лица, требующие пули, а из этого выходит, что для того, чтобы никому не было обидно, мы при сей верной оказии составим «une partie carre», то есть четверную дуэль...
Четверная дуэль – так тогда назывался поединок, в котором после противников стрелялись и их секунданты. Явление крайне редкое, но тем не менее, случавшееся. В результате, следующим утром Якубович передал графу Завадовскому записку от Шереметева, требовавшего удовлетворения.
В записке этой говорилось: «Третьего дня Истомина по приглашению Грибоедова, пила у вас чай и очень поздно возвратилась домой. Мне это не нравится, а потому, не угодно ли вам будет сообщить, где и когда и на чём согласны вы дать мне должное удовлетворение».
–За танцорку Истомину я не дерусь! – беспечно ответил граф Завадовский. – Она Шереметеву не сестра, не дочь и, тем более, не жена. Да и я властен приглашать к себе в гости кого мне угодно. Так и передайте вашему другу.
Якубович возразил, делая упор на то, что графу были известны отношения Шереметева с Истоминой. Но тот лишь рассмеялся:
–Мне до них нет никакого дела. Если бы Истомина была женой, сестрой или дочерью Шереметева, – тогда святое дело! Я принял бы его вызов, но из-за сожительниц дерутся только пьяные солдаты да денщики, а мы – дворяне, нам стыдно подражать хамским отродьям.
Упрямый Якубович попросил графа дать письменный ответ, и тот написал: «За Истомину я не дерусь». И отдал записку Якубовичу для передачи Шереметеву. Со своей стороны, Шереметев, понимая, что Завадовский не будет драться с ним из-за Истоминой, спросил его, а что, по его мнению, могло бы принудить его дать ему удовлетворение? В ответ на это последовала рекомендация: «вызвать на дерзость, а потом присылать секунданта».
Говоря современным языком, Шереметьеву было предложено найти благовидный повод к дуэли. И вскоре, действительно, где-то в публичном месте, Шереметев вывел-таки графа «на дерзость». И последний выплеснул мороженое из чашки прямо в лицо первого.
А тем временем Якубович послал свой вызов Грибоедову, которого он считал не менее виноватым. Гусарский поручик Каверин привёз письмо от Якубовича, в котором говорилось: «Грибоедов! Пригласив к себе Истомину, ты жестоко оскорбил Василия Шереметева, а я, как друг его, не могу относиться к этому равнодушно. Каверин – мой секундант. Уговорись с ним или, приискав себе такового же, назначь сам: когда, где и на чём».
Грибоедов вызов принял. И вскоре, 12 ноября 1817 года на Волковом поле в Санкт-Петербурге состоялась четверная дуэль. В первом поединке участвовали Шереметев с Завадовским. Их секундантами выступили Якубович и Грибоедов. Вторая дуэль – уже между секундантами – должна была состояться сразу после первой.
Условия дуэли были самые жестокие: стреляться нужно было всего с шести шагов. Когда участники первой дуэли начали сходиться, граф Завадовский, бывший отличным стрелком шёл тихо и совершенно спокойно...
Хладнокровие ли Завадовcкого взбесило Шереметева, или чувство ревности и злобы пересилило в нём рассудок, только он не выдержал и выстрелил в графа, ещё не доходя до барьера. Пуля пролетела так близко, что оторвала часть воротника у графского сюртука… Тогда, и это понятно, возмущение овладело Завадовским.
–Ах, вот как! – воскликнул он. – Ты хотел убить меня, – к барьеру!
Делать было нечего, и Шереметев подошёл. Некоторые из присутствующих на дуэли стали просить Завадовского, чтобы он пощадил Шереметева. Но тот ответил, что лишь прострелит ему ногу – для того, чтобы проучить его. Шереметев услышал это и крикнул: «Ты должен убить меня, или, рано или поздно, я убью тебя!»
Тогда Завадовский выстрелил по-настоящему. Пуля пробила Шереметеву бок, прошла через живот и остановилась в другом боку. Бедняга упал навзничь – в те времена это означало практически верную смерть.
Из-за столь трагического исхода схватки первой пары дуэль секундантов была отложена. Умирающего Шереметева привезли на квартиру к Истоминой - так он просил. Там он и умер. Ему было всего 27 лет. Отец его, возмущённый «глупостью дуэли сына своего из-за танцорки», признал его виновным в собственной смерти и лично просил императора АлександраI не наказывать графа Завадовского.
А в жизни Истоминой после этого произошёл крутой перелом. Говорили, что она очень сложно и долго переживала смерть Шереметева - на ее груди отныне появился медальон, подаренный ей когда-то Василием Васильевичем. И имя её никогда больше не связывали ни с одним определённым поклонником. Более того, единственная из всех балерин императорского театра, Истомина никогда больше не была ни у кого на содержании, и сцена стала её единственной страстью.
Что же касается Якубовича, то он извинился перед Грибоедовым, заявив, что им теперь стреляться совершенно невозможно и надо отложить свои расчёты до «лучших времён». Однако такая возможность им в Санкт-Петербурге уже не представилась. Дело в том, что Якубовича как главного зачинщика и организатора поединка арестовали и выписали из гвардии с переводом прапорщиком на Кавказ – в Нижегородский драгунский полк.
Что же до Александра Завадовского, то он был тихо отправлен за границу. Однако по возвращении друзья-офицеры не приняли его. И единственным занятием графа стала карточная игра. И что удивительно: отец Завадовского оказался похоронен рядом с могилой Шереметева, так что, приходя к отцу, граф всегда приходил на могилу убитого им кавалергарда.
А вот Грибоедов не получил даже выговора. Однако нелегко ему было примириться с собственной совестью, долгое время не дававшей покоя. Он писал другу Степану Бегичеву в Москву, что на него напала ужасная тоска, что он беспрестанно видит перед собой смертельно раненного Шереметева, и что пребывание в Санкт-Петербурге сделалось для него невыносимым. Знакомый с Грибоедовым Мазарович, тогдашний поверенный России в делах Персии, предложил Александру Сергеевичу ехать с ним в качестве секретаря посольства. Грибоедов с радостью принял это предложение и в конце августа 1818 года выехал из Санкт-Петербурга. Знал бы он, чем это для него закончится…
Так получилось, что судьба снова свела Грибоедова и Якубовича. Осенью 1818 года Якубович был переведен в Тифлис, и там же оказался проездом по пути в Тегеран Грибоедов. При этой случайной встрече Якубович вдруг напомнил ему про отложенное продолжение четверной дуэли. Грибоедов попытался вразумить Якубовича, но поскольку тот изобрел легенду о своей клятве отомстить за умершего друга и был решительно настроен на дуэль, Александр Сергеевич тоже был вынужден идти до конца.
Стреляться с Грибоедовым Якубович собирался без секундантов. Это было явным нарушением дуэльного кодекса, но так «обустроить» смертельную дуэль в глазах общества было намного эффектнее. Однако секунданты всё же появились. Сначала хотели стреляться на квартире Якубовича, но это условие было отклонено секундантом Грибоедова, дипломатом Амбургером, на том основании, что Александр Иванович уже мог приловчиться стрелять в данном помещении. Затем секундант Якубовича, Муравьёв (будущий военный губернатор Кавказской губернии), нашёл местечко в овраге у Татарской могилы, по дороге в Кахетию.
По одной из версий, Якубович выстрелил первым. По его же собственным словам, он не собирался лишать противника жизни, поэтому целился ему в руку. Раненый Грибоедов теперь имел право подойти ближе к барьеру, чтобы произвести свой выстрел наверняка. С окровавленной левой рукой, которую он показал секундантам, Александр Сергеевич выстрелил, не используя этого преимущества. Пуля пролетела рядом с головой Якубовича, причём так близко, что тот даже схватился за голову, считая себя раненным.
По другой версии, первым выпал жребий стрелять Грибоедову. Но он намеренно выстрелил мимо.
–Шалишь, дружище! – засмеялся Якубович. – Ты вот музыкант, любитель играть на фортепьянах… Ну, так больше играть не будешь!
И выстрелил в ладонь Грибоедову. Пуля задела мизинец.
Один из очевидцев дуэли писал: «Действительно, пуля попала Грибоедову в ладонь левой руки около большого пальца, но, по связи жил, ему свело мизинец, и это впоследствии мешало ему, музыканту, играть на фортепиано».
Позже Грибоедов разработал покалеченный палец, но играл он с тех пор редко. Да и не до игры ему стало – появился замысел «Горя от ума». Что же касается травмы, то именно по этому сведённому мизинцу и опознали потом его труп в груде других обезображенных тел – после истребления фанатиками российского посольства в январе 1829 года в Тегеране. Тело Грибоедова было перевезено в Российскую империю и захоронено в Тифлисе.
Что же до Якубовича, то на Кавказе он прославился отчаянной храбростью, безудержной отвагой и сделался любимцем генерала Ермолова (тот, кстати, лишь по случайности не успел предупредить его дуэль с Грибоедовым, послав арестовать обоих). Вернувшись в Санкт-Петербург, Якубович решил, что пора перестать «чудить», и заняться «делом». Таким делом оказалось восстание в декабре 1825 года...
Авдотья Истомина прослужила в Императорском театре 20 лет. В последние годы своей карьеры она выступала всё реже: от былой юной легкости не осталось и следа, а располневшая балерина уже не смотрелась на сцене. Авдотья Панаева в эти года запомнила ее такой: «Я видела Истомину уже тяжеловесной, растолстевшей, пожилой женщиной. Желая казаться моложавой, она была всегда набелена и нарумянена. Волосы у нее были черные, как смоль: говорили, что она их красит...» С возрастом танцевать ей становилось утомительно, она страдала от болей в ногах, и просила императора отправить ее на курорт, на воды, чтобы поправить здоровье. Но Николай I был глух к ее мольбам. Более того, на одно из прошений он ответил письмом, в котором советовал театральной дирекции вовсе уволить Истомину.
Вскоре после увольнения из театра Истомина вышла замуж за Василия Годунова, молодого и красивого, но бездарного, по воспоминаниям современников, актера. Горе бывшей балерины было безутешным, когда молодой муж вскоре умер от тифа. Следующим мужем Евдокии Ильиничны стал драматический актер Павел Экунин, кстати, прекрасный танцор, который был партнером Истоминой на ее бенефисе.
Эпидемия холеры, разразившаяся в Петербурге в 1848 году, унесла жизни обоих супругов. Похороны бывшей знаменитости прошли тихо. На могильной плите с небольшим памятником из белого мрамора скромная надпись: «Евдокия Ильинична Экунина, отставная артистка».
Моменты истории
Поделитесь записью с друзьями
Посмотреть ещё 9 фотографий
Необыкновенный, захватывающий и бесконечно красивый проект «Следуй за мной» (Follow me) Мурада Османна.
Посмотреть ещё 8 фотографий
Полноценный Дом на Колесах
Посмотреть ещё 5 фотографий
Мороз украшает окна
Знакомства для интима Феодосия без регистрации бесплатно
Сайт знакомств Феодосия для брака бесплатно
Сайт знакомств Феодосия с женщинами кому за 30 без регистрации
Сайт знакомств Феодосия с номерами телефонов бесплатно
Сайт знакомств Феодосия с мужчинами с номерами телефонов без регистрации
Сайт знакомств онлайн Феодосия бесплатно
Сайт знакомств Феодосия с телефонами и фото
© 2008‒2025 Социально‐развлекательная сеть «Фотострана». Пользователей: 25 080 261 человек
ООО «Фотострана» ОГРН: 1157847426076 ИНН: 7813238556
197046, Санкт-Петербург, Певческий переулок, дом 12, лит. А
Следующая запись: Когда пунш был выпит, родители пошептались и оставили нас. – Валяй! – шепнул мне папаша, уходя. – ...
Лучшие публикации